Тогда (I'm not a bumblebee)

[Hiisi]

Я кажется, говорила, что не буду писать новых фиков, пока не закончу "Океан" и "Суомирокки"?

Не вышло.

Фик - сумбурный и крайне нелогичный поток сознания. Я это специально.



Тогда они еще играли в клубах, где не было даже нормального бэкстейджа. Грязные полутемные сараи, насквозь пропахшие потом. Трудно поверить, что такой период был в их биографии, период совсем короткий, но тем не менее. Большинство из этих клубов еще и закрывались относительно рано. Сложно почувствовать себя рок-звездой, когда говорят: вот вам, парни, упаковка халявного пива, вы молодцы, неплохо зажгли сегодня. Но начинайте потихоньку сворачиваться: мы скоро закрываемся. Вот почему у участников группы до сих пор был нервный тик на слова «вечернее шоу в одиннадцать».

Той ночью они выступали в одном из таких клубов. После концерта они залпом выпили по пиву, и тут же, ни минуты свободной, начались сборы. Они носились туда-сюда, поспешно собирая аппаратуру, грузили бесконечные ящики, провода и инструменты в машину. То и дело натыкались друг на друга, матерились. Только Сквизгаар, как всегда, был «вне игры». Он стоял, прислонившись к кузову автомобиля, обнимал двух фангерл и вид у него был такой, будто вся эта суматоха его совершенно не касается.

− Эй, чувак, помочь не хочешь? − каждый раз ехидно интересовался Пиклз.
− Я есть занят, − спокойно отвечал гитарист. − Дэто… связями с общественностью.

И как ему только все сходило с рук? Скажут пару ласковых для дела, Мердерфэйс, волоча мимо тяжелый усилитель, прошипит какое-нибудь проклятие в адрес «долбанного шведа», и все. Бог Гитары делает все, что ему вздумается. И никто особо не возражает ему. Наверное, для такого надо просто родиться Сквигельфом.

Тогда Токи еще не осмеливался возражать ему. Лишь смотрел, с искренним непониманием, недоумением и восхищением. В последнем, он, конечно же, не признался бы и сам себе.

Токи не знает, почему именно эта ночь то и дело всплывает в его воспоминаниях.
Ведь все было как всегда: все торопливо собирались, Сквизгаар обжимался с фанатками, а Токи украдкой посматривал, как Сквизгаар обжимался с фанатками. Но вот только ему, Токи никто не собирался прощать отлынивания от работы. До него дошло вдруг, что Нейтан орет у него над ухом уже целую минуту.

− ТОКИ! − Вокалист взвинчен и выглядит сильно разозленным. − Ты какого хрена тут застыл? Живо тащи все это в тачку, мы ни хера не успеваем! − он всучил ему несколько коробок, таких тяжелых, что Токи аж закачался, стараясь удержать все в руках. Что это вообще? До прихода в группу он и не подозревал, сколько всего нужно для выступления, нет, конечно, он понимал, что требуются не только гитары, барабаны и микрофон, но все же.

Нейтан так рявкнул на него, что Сквизгаар даже отвлекся от поедания одной из группиз (по крайней мере, так это смотрелось со стороны). Заинтересованно смотрел как он, стиснув зубы от напряжения, тащит коробки к машине. Токи очень боялся, что уронит хоть один, разобьет что-либо ценное, и Нейтан прибьет его на месте. Или хуже того: выгонит из группы.

Тогда они не могли позволить себе разбивать аппаратуру вдрызг после каждого шоу. Каждый комбик, каждый провод, − все было на вес золота.

Гитарист продолжал наблюдать за ним, не выказывая ни малейшего желания помочь. Что-то вполголоса рассказывал своим спутницам, − одна водила руками по его груди, а вторая чуть ли не намеревалась отсосать у него прямо здесь, но он смотрел на Токи. Одновременно отстраненно и заинтересованно. И тогда − впервые, в душе юного ритмача промелькнуло раздражение, а затем тень ненависти: ну хорошо, ты тут царь и бог, а я − никто, но зачем… Зачем так откровенно наслаждаться этим?

Моментом всплыли и прошлые обиды, которым раньше не предавалось значения. Сквизгаар постоянно орал на него. Сквизгаар постоянно придирался к его игре на гитаре. И эти его дурацкие шутки, издевки. Токи все сносил, но теперь ему жуть до чего захотелось швырнуть один из этих ящиков блондину в лицо, чтобы только стереть эту самодовольную ухмылку с губ. Каким же жалким чувствуешь себя, когда ты словно маленький рабочий муравей надрываешься от тяжести, а тут рядом всякие наслаждаются жизнью…

Тогда он еще не понимал истинную причину своей злости на Сквизгаара. Дело было не в том, что он тут «связями с общественностью» занимался. А в том, он же прекрасно видел, как ему тяжело. И ничего не делал. Ему было попросту плевать. Сквизгаар постоянно ведет себя так. Вот не далее как вчера, Уильям за что-то наехал на Токи, и Сквисс сказал ему захлопнуть пасть. А иногда в точно такой же ситуации он начинает поддакивать: вот именно, и кого мы в группу взяли, нихрена не делает, играть не умеет. А спустя некоторое время, сунется в его комнату блондинистая голова:
− Что, обижается? Заливает слезами подушка? Забивает, пошли нажрется!
Может даже подойти и по голове потрепать, как приблудного щенка. Или вообще, обхватит его руками, и шепчет в самое ухо:
− Я знает, как сделать, чтоб наш крошка не расстраивается… Я знает, что нужно, чтобы она забыть обо все….

Это было хуже любых подколов. Такая изощренная пытка − постоянно переходить от равнодушия к заинтересованности. Давать ложную надежду, приближать к себе, а потом отталкивать.

Руки его затряслись. О нет, он уронит аппаратуру и все пропало! Токи зажмурился, мысли в панике пробегали в голове одна за другой. Ему конец, определенно. Ну зачем, зачем он вообще стал думать про этого… Все, сейчас он уронит…
Он ощутил, как рукам стало намного легче, но не услышал, как его груз ударился об асфальт. Токи недоверчиво открыл глаза.

Сквисс стоял рядом, придерживая разваливающуюся башню из ящиков в его руках. Ухмыльнулся его ошарашенному виду, забрал один (один!) верхний ящик, неспешной походкой вернулся к машине, забросил его в кузов, и сам забрался туда. Уселся на гору аппаратуры, точно на трон.
− Вы, девочки, приходит на следующие концерты?
Понятно теперь, откуда в зале каждый раз столько «леди» не самой первой свежести?

Токи из последних сил добрел до машины и скинул все туда, Сквизгаар ловко убрал ногу − иначе, ее бы придавило коробкой. Какая жалость, что успел. Кажется, он понимает, что крошка Токи злится, и его это только развлекает.

Когда все уже было уложено, и они собрались отчаливать, Токи старался не смотреть в сторону соло-гитариста (тот так и сидел на своем троне из усилителей). Часть аппаратуры зачем-то запихали прямо на сидения, и Токи раздумывал, получится ли втиснуться туда, или придется все выгружать?
− Хэй. Ты, маленькая рабочая пчелка, − насмешливо окликнул его Сквисс. Вполголоса, так что остальные не обратили внимания. А Токи невольно обернулся. Вот всегда так. Однажды, швед скажет «эй ты, кретин», а он и отзовется.
Сквигельф кивнул ему головой, давай, мол, сюда. Все та же кривая ухмылка была на губах. Мельком показал припрятанную бутылку «Белой лошади».

И как бы Токи не ненавидел себя за слабохарактерность, он оказался рядом, сел на край ящика.
Вот они уже мчат по трассе к своему тогдашнему жилищу, к их первому «Мордхаусу». Как бы там не было, приятно ехать в ночи в открытом кузове: ветер дует в лицо, ярко светят звезды. Легкий дождик − едва различимый, прибил дорожную пыль к земле. Волосы Сквисса развеваются на ветру, словно шлейф. Токи тоже хочет себе такие длинные волосы. А еще больше ему хочется коснуться этих волос, поймать в полете одну из золотистых прядей. Какой-то отчасти детский, ну или сорочий, инстинкт − хватать все красивое и блестящее.

А вообще, если бы сейчас Сквисс сейчас снова сказал «я знает чего нужно нашей крошка», Токи бы, наверное, ответил: «так сделай же это». Он сейчас пьян, он осмелится.
Нет, не смотри на него так, нельзя чтобы этот ненавистный ему человек знал, насколько Токи в его власти. Прядь волос Сквисса задевает его лицо, и он отодвигается. Швед снова усмехается и тут же обнимает его рукой за плечи. Но так, как бы это сделал старший брат, которого у Токи никогда не было. Снова протягивает бутылку. Безнадежно. Он и так все знает.

Токи делает большой глоток. Может быть, если он сегодня перепьет, и завтра ему будет плохо, Сквисс снова, как и две недели назад, в том редком порыве сочувствия к ближнему которые у него редко, но бывали − тогда еще бывали, снова коснется своей ладонью его лба − руки у него такие холодные, коснется буквально на несколько секунд, а затем скажет:
− Дэто пройдет. Надо просто переждет…
А может быть, он равнодушно пройдет мимо.
Может быть, завтра, он предложит сходить вместе в бар. Или еще куда.
А может быть, он будет лежать на диване, смотреть в потолок и перебирать струны гитары. А Токи пошлет куда подальше, стоит ему только сунуть нос в его комнату.

Тогда он еще не мог угадать, что за настроение посетит Бога Гитары на следующий день.

Может быть, если он снова наберется храбрости, он зайдет в их общую ванную, когда Сквизгаар будет там. Может быть, в этот раз получится. Только так и можно привлечь его внимание к себе.
Это что-то вроде рефлекса. Баскетболист всегда поймает брошенный ему мяч, а Сквигельф обязательно поведется на активную провокацию. Он же говорил, что у Токи красивые руки. Черт знает что, руки, но лучше, чем ничего. И ему явно нравилось и все остальное, и руки, и губы, тогда. Пока Пиклз − да чтоб его, постучался к ним в ванную.
− Бухать? Идет, конечно! − совершенно ровным голосом ответил Сквисс. − Мы сейчас выходит.
− А что вы там делаете вдвоем, чуваки? − подозрительно поинтересовался барабанщик.
− Трахаемся, − в голосе шведа было столько сарказма, что Пиклз рассмеялся.

Тогда остальные парни не знали, что в каждой шутке есть доля шутки.

− Маленькая пчелка злится? − Сквисс ухватил его за щеку, как какого-нибудь карапуза, потянул, снова усмехнулся, глядя на тихо звереющего норвежца. Ну вот, очередное дебильное прозвище готово.

Тогда Сквизгаар каждый день придумывал новое.

Годы спустя, у него нашлось бы что ответить.
А тогда он сказал только:
− Я не пчелка.

И продолжил гадать, хочется ли ему запустить руку в эти волосы, или столкнуть их обладателя в кювет.

Тогда он не знал, что ему суждено до конца жизни балансировать между похожими желаниями. Тогда он не подозревал, что дальше будет еще сложнее: адский коктейль из притяжения и соперничества, зависти, ненависти, влечения, и самого настоящего помешательства. Он не предполагал, что совсем скоро к ним придет бешеная популярность, слава − и это только добавит проблем. Что ему придется пройти через пытки, через похищение − и лишь только после этого у них все станет нормально, − если это слово вообще уместно по отношению к ним.

Нет, тогда ничего этого он не знал. Они просто ехали домой с концерта, и было приятно вдыхать прохладный ночной воздух, передавать друг другу бутылку с виски, разговаривать, разглядывать тайком, надеяться, мечтать. Такие воспоминания остаются на всю жизнь. Была чудесная ночь, несмотря на то, что порой просто руки чесались, так хотелось столкнуть эту шведскую мразь в кювет.